Осторожное определение феминизма может выглядеть следующим образом: феминизм – это политическая концепция, состоящая из трех частей:
1. анализ того, почему и как женщины угнетены,
2. видение общества, в котором женщины свободны и роль половых стереотипов уничтожена,
3. убеждение, что угнетение женщин является одним из главных противоречий в обществе.
В этой стране было две крупных феминистских волны. Одна началась примерно в 1835 году и продолжалась до 1920 года (так долго она добивалась своего главного требования – права голоса). Вторая волна началась в середине шестидесятых, и кто его знает, когда она закончится.В обоих случаях всплеск феминизма инициировали женщины, которые до этого пытались заниматься политикой в основных движениях за социальные реформы своего времени. В результате, они лишь обнаружили, что их отстраняют от позиций, связанных с принятием решений, и вместо этого ожидают, что они будут выполнять грязную работу (печатать документы, собирать подписи, заниматься организацией встреч и т. д.), в то время как мужчины принимают решения и получают признание.
Женщины нашего поколения участвовали в борьбе за гражданские права и движении за мир, и именно это определило новый феминизм. Они присоединились к этим движениям и были преданны их идеалам, Новому левому движению, которое гордо называет себя радикальным, а потому призывает к безжалостной радикальной критике всех аспектов американского общества. Однако эти женщины быстро поняли, что эта критика не касается половых стереотипов, более того, эти стереотипы процветают внутри самого движения. Новое левое движение посвятило себя равенству и справедливости для всех, однако в его собственных рядах женщины чувствовали, что их не воспринимают как политически равных.
Первая волна феминизма выросла из движения за социальные реформы середины девятнадцатого века – аболиционизма. Как и современные феминистки, эти женщины работали ради отмены рабства, только для того, чтобы обнаружить, что их политическая активность не слишком приветствуется. Предполагалось, что они должны держаться «женской сферы», и все будет в порядке. Но как только они выходили за ее рамки, то их сурово осуждали их братья-аболиционисты. Как и женщины из Нового левого движения, наши сестры из 19 века открыли, что тот политический мир, в котором они участвовали – и который, как им казалось, был посвящен равенству и справедливости для всех – требовал «правильного женского поведения» в той же степени, что и внешний, менее политически продвинутый мир.
Для этих феминисток девятнадцатого века, как и для нас, это означало, что женщины делали грязную работу, а мужчины принимали решения. Тысячи женщин принимали участие в движении аболиционистов – собирали подписи для петиций в Конгресс, именно их труд и эти петиции обеспечили основание для аболиционистского движения. Однако процесс принятия решений и публичное признание предназначались только для мужчин.
Тем не менее, в 1837 году две женщины нарушили это молчаливое разделение труда. Аболиционистки и бывшие рабовладелицы – Сара и Ангелина Гримке – начали публично выступать перед смешанной аудиторией против рабства. Новая Англия, в первую очередь ее духовенство, была в шоке от самого факта, что женщины читают лекции для «развратных слушателей». Некоторые мужчины-аболиционисты, особенно Уильям Ллойд Гаррисон и Фредерик Дугласс, защитили Гримке, но большинство аболиционистов этого не сделали. Гримке удалось сохранить свое право читать лекции, и они даже начали писать и выступать по «женскому вопросу». Это привело к бурным дебатам о том, можно ли позволить женщинам участвовать в аболиционистском движении наравне с мужчинами. В конце концов, именно эти дебаты привели к развитию феминизма девятнадцатого века.
Следующее важное событие по «женскому вопросу» произошло три года спустя после Гримке, в 1840 году. В этом году британские аболиционисты объявили, что они профинансируют Всемирный съезд против рабства. На этот съезд в Лондоне съехались все лидеры американского аболиционизма, среди них также была Лукреция Мотт (которая до этого с нуля организовала борьбу против рабства в Филадельфии) и Элизабет Кейди Стантон, молодая невеста, которая провела на съезде свой медовый месяц вместе с мужем-аболиционистом.
По приезду в Лондон американских аболиционистов ждал сюрприз. Британских аболиционистов глубоко оскорбляла одна мысль о том, чтобы женщины участвовали в политической борьбе наравне с мужчинами. Поэтому спонсоры съезда постановили, что женщины, даже такие женщины как Лукреция Мотт, не могут быть делегатами съезда. Снова лишь немногие мужчины-аболиционисты поддержали женщин, большинство из них даже не подумали о том, чтобы протестовать против дискриминации. Женщинам было отведено место за занавесом у входа в зал, где проходил съезд – так они могли слушать обсуждения, не оскорбляя мужские чувства.
Стантон и Мотт с возмущением покинули зал и просто бродили по Лондону, обсуждая «женский вопрос». Они обнаружили, что во многом они согласны друг с другом, особенно в отношении того, что угнетение женщин требует внимания. Восемь лет спустя, в 1848 году, эти же две женщины организовали первый съезд по правам женщин в США – Съезд Сенека Фоллз. К тому времени, когда началась Гражданская война, а женщины начали осознавать свое угнетение и с некоторой настороженностью относиться к работе вместе с мужчинами. Однако они еще не были однозначно уверены, что для женщин невозможно быть политически равными с мужчинами в политических движениях за реформы.
Когда началась война, женщины отказались от своей деятельности феминисток и направили все свои усилия на патриотическую работу. Они осознавали, что их участие в военной мобилизации будет проверкой их серьезного отношения к политике. Они также ожидали, что их самопожертвование и работа получат признание после окончания войны. Этого не случилось. Это был финальный удар, который позволил феминисткам осознать, что они не могут доверять мужчинам в вопросах политики, что это практически невозможно, и что даже наиболее либеральные мужчины не понимают, какое угнетение переживает женщина и насколько для нее важна ее свобода.
Первым знаком окончательного предательства либеральных мужчин была 14-ая поправка к Конституции. Эта поправка – вторая из трех поправок, последовавших за Гражданской войной – определяла права граждан и запрещала отказывать в этих правах на основании расы, цвета кожи и прежнего подчиненного положения. Она была всем замечательна за исключением одного – федеральное правительство распространяло эти права только на людей мужского пола. Женщины не просто игнорировались в этой поправке. После ее принятия правовое положение женщин значительно ухудшилось, так как впервые в Конституции появились слова «мужской пол».
До этого политическая дискриминация женщин была вопросом местных предписаний и отношения общества. После принятия 14-ой поправки эта дискриминация была закреплена на национальном уровне. Женщины были в ярости. Они обратились к мужчинам-аболиционистам и радикальным республиканцам за поддержкой: это так вы отплатили нам за нашу преданную работу во время войны? Уэнделл Филлипс, лидер аболиционистских сил, заверил их, что их время еще придет, что как только он добьется избирательных прав черных мужчин, то он добьется и избирательного права для женщин. Два года спустя Конгресс принял 15-ую поправку к Конституции. Она запрещала лишать избирательных прав на основании расы, цвета кожи и прошлого подчиненного положения – ни слова о поле.
Снова женщины открыли, что они не могут доверять мужчинам-реформаторам, потому что угнетение женщин является приоритетом только для самих женщин. Их в буквальном смысле бросило самое радикальное политическое движение их времени. Как оказалось, решение аболиционистов игнорировать избирательные права для женщин, оказалось судьбоносным. Женщинам потребовалось еще пятьдесят лет, чтобы добиться права голоса. Это был последний удар – феминистки узнали, что женщины всегда должны добиваться своих прав, и что при этом они не могут рассчитывать на помощь мужчин.
Оглядываясь назад, на 1860-е годы, Элизабет Кейди Стантон писала: «Мы должны предупредить молодых женщин следующего поколения, чтобы они не слушали советов мужчин о том, что лучше всего для их интересов. Мы должны указать им на мораль нашего опыта: женщина должна сама идти по пути к своему равноправию и работать ради собственного освобождения со смелостью и упорством, без страха и трепета. Она не должна слепо доверять мужчине в этот переходный период, поскольку пока она считается его подчиненной, его работницей, его рабыней, их интересы противоречат друг другу».
Для феминисток второй волны этот процесс был аналогичным. Сначала мы начали осознавать, что женщины угнетены во всех сферах нашего общества, и что угнетение женщин заползло и в самые радикальные политические движения современности. Затем мы начали поднимать вопросы об угнетении женщин и «подходящих сферах общества» (19 век) и «стереотипных ролях» (20 век) мужчин и женщин. Однако мы обнаружили, что худшие мужчины находили эти проблемы неинтересными (или нелепыми), и даже лучшие из мужчин не могли до конца понять угнетение женщин.
Так что, как и феминистки девятнадцатого века, мы обратились к сепаратизму и сформировали наше собственное движение. Мы работаем ради освобождения женщин, потому что в других движениях нам не позволяют в равной степени участвовать в социальных изменениях, и если мы не будем требовать нашего освобождения, то никто больше этого не сделает.
Кто знает, может быть двух волн феминизма будет достаточно, чтобы освободить нас.
